Будет ли существовать россия в будущем: Образ будущего России: нас ждет откровенное двадцатилетие
Содержание
Образ будущего России: нас ждет откровенное двадцатилетие
Что будет с Россией к 2040-м годам
«ЯСНО» продолжает свой новый проект «Образ будущего», в котором мы рассказываем о том, что ожидает мир, Россию и юг страны.
В первой части краснодарский аналитик, экономист Роман Иноземцев рассказывал, чем помимо спецоперации на Украине будет вызван новый кризис ближайших лет, почему Китай оказался в большой неопределенности, как США разрывает изнутри и что же будет с Россией в ближайшие пару лет. На этот раз он заглянул в более далекое будущее.
Редакция «ЯСНО» может не разделять мнение автора.
***
Когда речь заходит о прогнозировании на длину целого поколения, то здесь силу имеют очень инертные и скрытые от внимания вещи, на которые редко обращают внимание и потому их манифестация оказывается каким-то откровением. Тем не менее, влияние этих процессов переоценить очень тяжело. Давайте рассмотрим те процессы, которые происходят и которые определят то, какой будет Россия через 20 лет.
Образ будущего: падение Кроноса
На наших глазах происходит то, чего не было в истории России никогда и к чему нам нужно привыкать. Еще никогда Россия не была сама себе ориентир. Всю свою историю Русь, Москва, а потом и Россия на кого-то ориентировалась. Сначала это была Византия, безусловный культурный и долгое время экономический лидер, потом эту роль на себя примерил Запад. Конкретные страны менялись, но общее направление оставалось тем же.
Даже во времена Российской Империи, когда русский народ ассимилировал миллионы иммигрантов из Европы, давая им другие имена и заставляя принимать нашу культуру, Россия смотрела на Запад, что отлично видно по названиям блюд русской кухни, где самые известные – жульен и салат Оливье. Даже пиво в такой провинции как Кубань сплошь и рядом называлось «Баварией» — то новой, то восточной, то южной, то приазовской. Причем, не всегда владельцами пивоварен с «Баварией» были немцы.
Точно так же было и в советское время, когда от западной музыки, западного кино и западных книг пришлось «защищать» население страны цензурой и железным занавесом. Тем не менее, советские граждане стремились подражать именно западной моде, и стоило железному занавесу затрещать, как страну наводнила западная культура со всем хорошим и плохим, что она имела.
Так вот, сегодня этот титан низвергается и отправляется в тартар. У современной России больше нет ориентиров, на которые мы бы смотрели с пиететом. Запад прельщать перестал. Сегодня он все отчетливее становится объектом шуток. Восток же культурным ориентиром никогда и не был и имеет мало перспектив стать. Значительная культурная и языковая пропасть с Китаем страхует нас от того, что Китай вместе с экономическим влиянием обретет и культурное, как это делал Запад. Исламский мир манит лишь издалека – при ближайшем знакомстве все его великолепие испаряется. Индия явно не имеет мессианских задач и способна прельстить очень немногих. Причем, автономизация русской культуры наблюдается даже на примере православной церкви – раскол, который начался с томоса об автокефалии ПЦУ, который выдал константинопольский патриарх. Многие инсайдеры тогда писали, что проблему могла решить взятка константинопольскому патриарху, но Москве надоело содержать Фанар, а создание африканского экзархата показало, что Москва имеет амбиции утвердиться в качестве нового духовного центра мира, тем более что в 21 веке значение Африки в мировой политике и экономике будет расти.
Сегодня Россия все лучше осознает, что должна стоять на своих ногах и идти вперед сама, а не волочиться за кем-то. Это понимание с годами приведет к более самостоятельной и самодостаточной внешней и внутренней политике, а также к избавлению от влияния иностранных государств на жизнь в стране. И если сегодня просмотр, например, турецких сериалов не вызывает особой реакции (мыльная опера, подумаешь), то в будущем на такого человека начнут смотреть косо, ведь так он соучаствует в культурной агрессии в Россию, но чем дальше Россия будет идти на своих двоих ногах, тем меньше у нее будет желания опираться на костыли чужих культур.
Правда, российская культура к этой самостоятельности явно не готова. Пока наше искусство, по большей части, сводится к подражанию каким-то западным образцам (типичная формула «наш ответ…»). Эту многовековую традицию придется прерывать и учиться создавать что-то новое, другое, свое.
Образ будущего России: реванш духа
Устранение Запада как духовного ориентира, его падение как лидера экономического и грядущий масштабный экономический кризис приведут к тому, о чем я много лет пишу в т.ч. у себя в тг-канале, наступит крах материализма и реванш духа. Причины будут простыми: в условиях сжатия мировой экономики и ухудшения жизни людей, станет невозможным существовать в экономикоцентричном обществе. Если раньше Россия была страной возможностей заработать, чему, собственно, и посвящена нынешняя конституция страны, то со временем Россия вновь станет страной, служащей идее. И контуры этой идеи уже просматриваются. Это традиционные религии России, адаптированные к Православию. Неадаптированные учения же будут преследоваться и подавляться. За неправильное христианство, ислам, иудаизм, буддизм и другие верования будут сажать.
Нечто подобное мы наблюдаем и сейчас, однако сегодня пока что не имеет критического значения, в какую церковь кто ходит и в каких ритуалах участвует. Если люди успешно решают ставящиеся перед ними задачи, то пусть ходят в мечеть или на одитинг сколько душе угодно. Однако в будущем вопрос религии вновь станет вопросом политическим и посещение неправильных собраний само по себе станет основанием для краха карьеры, тем более что через религиозные организации активно давно действуют иностранные спецслужбы, а подобные практики фактически работают в США и ЕС с той лишь разницей, что там другие объекты поклонения.
Положительной стороной такого поворота станет противодействие тенденциям, которые приводят к разрушению общества, что позволит решать ряд задач. Прежде всего, демографическую проблему, развитие сельских территорий, повышение внутриполитической устойчивости и др. В условиях растущей нестабильности ведущих стран, вызванной трансформациями их обществ, устойчивость сама по себе будет серьезным плюсом. Симптомы видны уже сегодня на примере США, Японии и ЕС, где имеет место открытое разрушение общества и неприкрытая поддержка антиобщественных девиаций. На очереди в ближайшие 20 лет может стать Китай, где бурный экономический рост имел ряд последствий, а созданные им диспропорции наложились на культурные и языковые различия между провинциями Китая.
Соответственно, для того, чтобы занимать лидирующее положение в мире России вовсе не обязательно быть первой экономикой мира. Культурное и моральное лидерство позволит нам компенсировать неблагоприятное экономическое положение, хотя и оно в значительной степени будет улучшаться.
Россия к 2040-м годам: перестройка экономики
Говоря о будущем российской экономики, я делаю важное допущение – в ближайшие 20 лет в стране не произойдет никакой революции, потому, что революционный хаос способен отбросить страну на десятилетия и похоронит любые прогнозы.
Исходя из такого допущения, через 20 лет я ожидаю того, что Россия будет развиваться в двух направлениях. С одной стороны, будет все активнее осваиваться ее территория. Это, прежде всего, Арктика, которая уже становится ареной схватки ведущих мировых держав и где Россия хочет наладить продолжительную навигацию по Северному Морскому Пути. Также будут активно осваиваться сельские районы страны, откуда люди уезжали с начала коллективизации и первых пятилеток.
Вторым направлением будет развитие новых технологий и цифровизация. Эти контуры заметны вовсю сегодня, по мере того, что государство предпринимает значительные усилия по достижению технологического суверенитета и по мере становления сознания, где Россия будет в центре мира, эта задача будет решаться, т.к. наши люди будут стремиться свой потенциал реализовывать внутри страны, соответственно, будет решена главная проблема современной России – отток мозгов и отток капиталов. Если научить людей любить свою родину, большую и малую, то им просто не захочется выводить деньги куда-то и уезжать из своего региона.
Тем не менее, огромной гирей на России будет висеть ее демографический кризис, который вряд ли будет решен через 20 лет, тем более что его корни находятся весьма глубоко и не обусловлены одними лишь экономическими потрясениями или недостатком квадратных метров. Решение демографического кризиса возможно лишь по мере перестройки сознания людей, что наблюдается не особо. Соответственно, я бы ожидал, в лучшем случае, начало решения демографического кризиса через 20 лет. Соответственно, через двадцатилетие половозрастная структура российского общества будет становиться все хуже – Россия продолжит стареть. Частично негативные эффекты будут парированы развитием технологий и иммиграцией, но полностью решить демографическую проблему эти источники не смогут. Поэтому решение естественной убыли населения будет выходить на первый план и в ближайшие 20 лет Россия либо предпримет действия по радикальному изменению ситуации, либо депопуляция приобретет эффект снежного кома, когда малочисленное поколение детей двадцатых даст еще меньшее поколение детей сороковых. Пока же тенденцией прошедших десятилетий были лишь полумеры, устраивавшие всех, но не решавшие проблему. Радикальное же решение будет сопряжено с устранением широкого круга людей, открыто пропагандирующего в России практики, негативно влияющие на нашу демографию. Первые ласточки этой тенденции уже полетели. И здесь мы подходим к еще одному вопросу, решение которого определит Россию через 20 лет.
Россия без Путина
При всей своей хорошей физической форме, Владимир Путин, скорее всего, не будет главой государства через 20 лет. Соответственно, та система сдержек и противовесов между элитными группировками, которую он выстроил, и поддержание которой помогло России выйти из хаоса 90-х, подвергнется серьезному стресс-тесту. Многие исследователи отмечают, что Владимир Путин придает огромное значение личным взаимоотношениям и персональным договоренностям. Так вот, его уход вызовет дестабилизацию политической системы России и положит начало серьезному противостоянию элитных группировок. Это будет время уязвимости России, которой обязательно постараются воспользоваться ее противники.
Однако работа на упреждение этого сценария фактически началась – в настоящий момент уже происходит зачистка некоторых прозападных элитных групп. Эта зачистка продолжится до тех пор, пока прозападных элит в России не останется и с уходом Путина уничтожение прозападных кланов только ускорится, если, конечно, его приемником будет «силовик», а не либерал – этот вопрос прояснится по мере реализации СВО на Украине. Если влияние Запада ослабнет и у России не будет необходимости деэскалировать конфликт, постановкой прозападных элит у власти, то преемником Путина будет силовик, который продолжит курс на консолидацию общества, утверждению у власти пророссийской элиты, которая будет поддерживать самостоятельную культуру, которая обеспечит экономический рост с перспективой преодоления демографического кризиса.
Если же России придется деэскалировать конфликт с Западом, то у власти окажется условный (или нет) Дмитрий Медведев, при котором та грязь, что покинула Россию, вернется и вновь будет на первых позициях, как это было в президентство Медведева, когда многие деятели ельцинской поры вновь заявили о себе.
Какой будет Россия через десять лет?
Сергей Гуриев: На этот вопрос трудно ответить, но я не могу себе представить, что Россия сможет оставаться такой Северной Кореей под руководством Владимира Путина или каких-нибудь других жестоких — КГБшных ли, военных ли, — лидеров, или какой-нибудь военной хунты. Я думаю, что в течение десяти лет демократизация в России произойдет. Просто потому, что кончатся ресурсы и кончится терпение российского народа. Поэтому я остаюсь оптимистом. Я считаю, что Россия — слишком развитая, слишком образованная страна, чтобы ей управляли некомпетентные коррумпированные корыстные генералы, в том числе и Владимир Путин.
Любовь Соболь: Я надеюсь, что эта страна будет свободной, с развитой экономикой, с нормальным правительством, с хорошим парламентом. Какой будет Россия на самом деле через десять лет, мы с вами не знаем. Мы даже не знаем, какой она будет через год. Я надеюсь, что у нашей страны есть будущее, и я, и мои коллеги, мои соратники, мы боремся за это будущее. Чтобы через десять лет Россия была и была страной, в которой хотелось бы жить, в которой жить было бы безопасно и счастливо.
Алексей Венедиктов: Россия через десять лет будет в очень тяжелом положении, вне зависимости от военных результатов. Она будет в тяжелейшем экономическом положении, в тяжелейшем политическом положении, в тяжелейшем изоляционном положении и в тяжелейшем психологическом положении. Десять лет — это самый оптимальный срок, с моей точки зрения, с которого должно начаться восстановление России как доброго соседа.
Сергей Пархоменко: Не знаю. Вот на этот вопрос у меня точно нет ответа, потому что я не знаю, с какой скоростью будут происходить эти события. Я примерно представляю себе цепочку этих событий, я понимаю, что последовательно за чем должно произойти, но длительность каждого из этих событий я не могу предсказать. Я не знаю, сколько еще будет продолжаться война. Я не знаю, сколько будет продолжаться политический хаос после того, как с российской политической арены снесут Путина и его ближайшее окружение. Будет хаос. Надолго ли будет этот хаос? Я не знаю. Я не знаю, как долго будет происходить восстановление после этого хаоса. Так что нет, с какими-то временными промежутками совершенно не могу работать и не представляю себе, сколько потребуется времени.
Мария Алехина: Какой будет Россия через десять лет? Так, ну… Игра в Вангу не играется…
Виктор Шендерович: Не рискуя ошибиться, на этот вопрос можно ответить очень определенно: через десять лет Россия будет другой. Это уже совершенно очевидно. То, что происходит сейчас, не может длиться долго. Через десять лет Россия, если отвечать коротко, либо довольно кардинально изменится, либо станет восточной Европой, либо попробует хотя бы начать за это время выход из того кровавого имперского тупика, в который ее снова завел Путин. Либо она будет двигаться по этому пути, либо исчезнет, потому что в сегодняшнем виде Россия — не жилец. В сегодняшнем виде агрессивная, имперская, противостоящая миру, чудовищно опасная Россия — не жилец. Ее не будет через десять лет. Через десять лет будет либо мучительно выходящая из этого морока демократическая страна, пытающаяся вернуться в Европу, в эти правила игры, — либо это будет закупоренная территория «Северный Туркменистан», «Западный Китай» — не знаю, что-то такое. Закупоренная территория за обочиной мира. Признаться, это даже хуже, чем любая революция. Это просто конец цивилизации. Но, в любом случае, через десять лет будет совершенно неузнаваемый пейзаж.
Борис Акунин: Одно из двух. Или это будет некий союз свободных стран, некоторые из которых, вероятно, будут существовать в демократическом режиме и развиваться, я надеюсь, или же будет отгороженное железным занавесом, ощетиненное против всего остального мира государство, с ГУЛАГом и с продуктами по карточкам.
Олег Кашин: Не нужно быть пророком, чтобы уверенно сказать: каким бы ни было устройство России — политическое, государственное и т.д. — и десять, и двадцать лет спустя Россия прежде всего будет преодолевать последствия этой украинской войны. И на духовном уровне, и на политическом, и на денежном — потому что вряд ли кто-то придумает способ, как России избежать расплаты за разрушенный Мариуполь. Даже если у власти останется Путин, даже если в Мариуполе останутся российские войска, — эти репарации будут выплачиваться в рамках программы реконструкции присоединенных к России территорий. Здесь вариантов нет.
Какой я хочу видеть Россию? Я хочу видеть Россию мирной, я хочу видеть Россию такой же по размерам, как она есть — может быть, с некоторыми поправками по понятно каким регионам — но все же я не хочу, чтобы между Костромской и Владимирской областями пролегала какая-нибудь, условно говоря, Берлинская стена. Все эти мечты о том, чтобы Россия стала конфедерацией каких-то взаимоненавидящих государств мне не нравится; более того, заигрывание с национальным чувством малых народов России, которое мы тоже наблюдаем, представляется мне абсолютным подстрекательством к будущей резне. Я очень бы хотел, чтобы резни в будущем в России не было.
Ну а так — все-таки, у нас есть колоссальный и очень важный, очень наглядный — тот, который можно не просто увидеть, а даже пощупать руками, — политический и культурный опыт постсоветского развития, в том числе с его опасными зонами, которые Россия прошла с колоссальными ментальными, прежде всего, потерями. Мы не понимали важность законов и институтов, мы не понимали важность декоммунизации, о которой я уже говорил. Я считаю, что то время, которое у нас будет после войны, придется тратить на исправление тех ошибок, которые совершены в недавнем прошлом и которые еще не забылись. Время на исправление ошибок — это, наверное, ближайшие десятилетия в судьбе России.
Олег Радзинский: Россия будет — через десять лет, через двадцать лет, через сто лет — такой, какой ее сделают россияне.
Кирилл Рогов: Ну, это трудный вопрос, если оставаться на такой профессиональной платформе, то у политологии не очень мощная предсказательная сила, потому что все случаи очень разные, стран мало и мало что можно спрашивать. Но я думаю, что вполне реалистичным является сценарий, при котором в России через десять лет будет такой полудемократический режим, Россия будет гораздо более децентрализованным государством, Россия будет активно восстанавливать свое место в мировом разделении труда и торговли. И у России, как это ни парадоксально, есть довольно такой значительный потенциал с высоким человеческим капиталом и способностью находиться близко от фронтира технологического — это население в России есть и, главное, оно регенерируется периодически, и поэтому, в принципе, можно представить себе неплохие сценарии. Но еще раз подчеркну, что мы здесь очень зависим от того, как закончится война.
Мечты о будущем России: непреодолимая пропасть между Путиным и народом
Российское общество жаждет возвращения к стабильности, но это невозможно при Путине, который теперь хочет быть оператором глобальной нестабильности.
Концепция стабильности путинской эпохи, которая начала шататься несколько лет назад, теперь окончательно рухнула. В течение многих лет россияне охотно обменивали свои права и свободы на относительное экономическое благополучие и политическую стабильность. Однако после вторжения России в Украину у большинства россиян возникает вопрос: насколько завтра будет хуже, чем сегодня?
Кремль, соответственно, вынужден искать образ будущего, который вернул бы путинскому большинству уверенность в завтрашнем дне. Проблема в том, что человек, который когда-то олицетворял стабильность, — сам президент Владимир Путин, — теперь стал ее разрушителем. В результате попытки администрации президента создать новую концепцию будущего России, которая будет соответствовать настроениям в обществе и в то же время удовлетворять этого «нового Путина», обречены на провал.
Политический блок Кремля впервые начал работу над созданием образа будущего через несколько недель после вторжения в Украину, когда план блицкрига провалился. Нужно было объяснить людям, почему приходится идти на жертвы и терпеть санкции, а также куда движется Россия.
Одна из концепций, выбранных Кремлем, позиционирует Россию как «правильную» Европу, сохраняющую традиционные ценности. Отголоски этой концепции можно услышать в недавних речах Путина, в которых он напоминает зрителям, что если Европа хочет сохранить свою идентичность, она должна стоять вместе с Россией. Остальному миру предлагается антиколониальная повестка: Путин теперь говорит о России как о лидере стран, угнетаемых Западом.
Но этот дискурс является экспортной моделью; он не подходит для домашнего использования. Политический блок администрации президента понимает, что представление о России как повсеместном лидере угнетенных народов вряд ли отвлечет россиян от их собственных проблем дома. Эти идеи были безнадежно дискредитированы в глазах российского общества еще в советское время, когда царила братская любовь к странам с социалистическим уклоном.
Наконец, в ноябре — после нескольких месяцев уклончивости — прокремлевские СМИ и Telegram-каналы дали понять, что образ будущего России (возможно) найден. Писали о «научной статье» группы авторов, в том числе Александра Харичева, близкого соратника первого заместителя руководителя аппарата Сергея Кириенко.
Статья основана на «социологическом исследовании», проведенном с помощью фокус-групп, в которых людям предлагалось нарисовать образ будущего. На самом деле опрошенные принимали участие в конференции в крымском Севастополе: т. е. все они были людьми, сотрудничавшими с кремлевскими бюрократами и знающими, какие ответы понравятся заказчику опроса.
Неудивительно поэтому, что образ будущего оказался крайне туманным: неоконченный роман, пирог с разными начинками, калейдоскоп сменяющихся картинок и так далее. Несмотря на лженаучный вид статьи, банальность и туманность предложенного свидетельствовали об идеологическом кризисе путинского режима. Кремль не может сказать своему народу, куда он ведет страну и почему, потому что даже малейшая деталь будет противоречить ожиданиям ни общества, ни президента.
Разумеется, это не первый случай, когда администрация президента занимается бесплодными поисками образа будущего. Столь же вынужденные и бесплодные взгляды развивали Владислав Сурков, его преемник Вячеслав Володин и Кириенко как кураторы внутренней политики. Но тогда власть могла себе позволить эту бесполезность: в образе будущего не было острой необходимости.
На протяжении многих лет краеугольным камнем путинского режима была стабильность: относительное экономическое благополучие при ограниченных правах и свободах. Кремль как бы гарантировал, что это государство будет длиться вечно: в конце концов, зачем чинить то, что не сломано?
Даже в последние годы, несмотря на экономический застой и подавление любых оставшихся свобод, стабильность при Путине казалась гарантией постоянного «настоящего» при отсутствии каких-либо серьезных изменений — в лучшую или в худшую сторону. Концепция стабильности работала на путинское большинство, которое хотело, чтобы время остановилось. Дискуссии о будущем, отличном от настоящего, представляли не что иное, как опасность для режима. Это понимали в Кремле, который пытался оставить все как есть.
Однако, начав вторжение в Украину, Путин бесповоротно превратился из гаранта стабильности в ее разрушителя. Время снова двигалось, и каждый новый день был хуже предыдущего. Путин погрузил россиян в пучину кризиса и заставил задуматься о будущем, ведь нестабильность сегодня и, что еще хуже, завтра тревожило.
Чтобы унять эту тревогу, властям сейчас приходится серьезно думать об имидже будущего страны. По идее, это не должно быть так уж сложно: большинство были бы очень рады возвращению к украденной стабильности, путешествию в недавнее прошлое. Однако путь к этому ясному и простому решению преграждает один человек: Путин.
Российское общество жаждет стабильности, но это невозможно при нынешнем президенте, который хочет быть оператором глобальной нестабильности. Президент бунтует, но этот бунт не имеет народной поддержки.
Чиновники администрации президента оказались в пропасти между взглядами президента и настроениями российского общества. Путин остается их главным клиентом и никуда уходить не собирается. Однако игнорирование требований российского народа также имеет свои риски.
Поэтому они должны стараться угодить всем, разрабатывая как можно более расплывчатые концепции: концепции, которые никого не оттолкнут, но и никого не привлекут. Пирожки и калейдоскопы, претендующие на образ будущего, — мертворожденные порождения ушедшего союза президента и народа и яркое свидетельство решительного разрыва между Путиным и его прежним большинством.
Автор:
- Андрей Перцев
Карнеги не занимает институциональную позицию по вопросам государственной политики; взгляды, представленные здесь, принадлежат автору (авторам) и не обязательно отражают взгляды Карнеги, его сотрудников или его попечителей.
Будущая Федерация России
Агентство новостей «Москва»
Что случилось с Российской империей? Он распался в конце империалистической войны. Что случилось с Советским Союзом? Он распался в конце холодной войны. Что будет с Российской Федерацией?
Ответ очевиден, пусть многих и огорчает. Русский патриотизм таков, что даже те, кто не поддерживает кремлевский режим, не готовы признать имперский характер нынешнего российского государства. Даже те, кто считает нынешнюю российскую власть несправедливой, недееспособной или просто опасной, верят в выживание Российской Федерации в ее нынешних границах. Даже такие люди, как я, желающие Украине военной победы, а российским правителям международного суда, не готовы признать, что это, следовательно, приведет к гибели самой страны.
Коллапса давно боялись и предсказывали. Его можно было затормозить, воспользовавшись благоприятной экономической конъюнктурой, рассчитывая на компетентное правительство, искусную дипломатическую игру или просто рассчитывая на удачу. Правящей партии удалось выбрать название, отражающее ее глубокий страх перед распадом, а также отсутствие у нее других ценностей: «Единая Россия».
Партнеры России на международной арене не хотели этого распада. Некоторые были благодарны федерации за прекращение опасной и дорогостоящей холодной войны. Другие просто возмущались переменами, какими бы они ни были, опасаясь их больше, чем самой войны. Крах, угрожающий федерации, произойдет не из-за чужих народов или правительств, а против их воли и вопреки их предсказаниям. Вероятно, это произойдет и вопреки воле населения России: голосованием такие проблемы обычно не решаются.
Долгое время — два десятилетия — в России не происходило ничего существенного. Все изменилось со второй российско-украинской войной, которую не следовало начинать сторонникам идеи единой России. Для тех, кто озабочен сохранением федерации, настал момент истины.
Эпоха империй давно прошла. Империи прошлого рухнули после войн и восстаний и породили множество национальных государств, возникших на руинах их бывших колоний. Польско-британский писатель Джозеф Конрад считал, что в мире нет ни одного клочка земли, который не был бы колонизирован. Англия, бывшая римская колония, стала метрополией новой империи. Польша, центр притяжения в Восточной Европе, была разделена тремя враждебными государствами. Восточная Пруссия, бывшая метрополия и место королевских коронаций, стала колонией. Раньше примерно то же самое происходило с землей татар. История разворачивается без всяких правил. Империи поднимаются и падают, как волны в бушующем море.
Тем не менее, почти все империи исчезли в 20-м веке в процессе, который получил название «деколонизация». Империи были побеждены другими типами государства: национальным и федеративным. Современная Россия, национальное государство, называет себя федерацией, как Германия или Швейцария, хотя на самом деле ведет себя как империя в час заката.
В чем разница между федерацией и империей? Федерация определяется свободным входом и выходом ее членов. Империи поддерживаются силой, а федерации не препятствуют их самороспуску. В начале 20 века это называлось «правом на самоопределение, включая отделение». Этот принцип был закреплен в Декларации прав народов России, принятой большевиками в ноябре 1917. Позднее он исчез из конституционных текстов.
Некоторые «составные» федерации распались без применения силы, например Советский Союз и Чехословакия. Но другие случаи распада вызывали гражданские войны с международным вмешательством. Это произошло раньше в США, и это произошло на наших глазах в Югославии: силы были неравны, и одна сторона навязывала свою волю другой. В других случаях распад был мирным, но уязвленная гордость и несбывшиеся амбиции привели к отложенному насилию. Это называется реваншизмом, и он прокладывает путь к новой войне.
Я не призываю к развалу Российской Федерации — я его предсказываю, и это имеет значение. Опять же, распада можно было избежать — достаточно было не начинать войну с Украиной. Но реваншизм оказался сильнее осторожности. Распад этой федерации — сложного, искусственного, крайне неравного и все более непродуктивного сообщества — произойдет из-за ее лидеров в Москве и только из-за них. Те, кто любит федерацию; те, кто думает, что если бы он исчез, людям стало бы хуже; те, кто видит в идее единой России главную и даже единственную политическую ценность — во всем должны винить тех и только тех, кто начал эту войну.
Я не призываю к развалу РФ — я его предсказываю… распада можно было избежать — достаточно было не начинать войну с Украиной.
На сколько частей будет разделена федерация, и будут ли эти части соответствовать нынешним разграничениям ее республик и провинций? В каждом случае решать будут люди. На местном уровне существующие институты, лидеры и границы будут играть роль в реализации «права на самоопределение, включая отделение». Но есть много других определяющих факторов: экономических и культурных, внутренних и международных. Новые государства будут разнообразными: одни будут демократическими, другие — авторитарными. Все будут больше связаны со своими соседями, своими партнерами по торговле и безопасности, чем со своими старыми, изношенными и отталкивающими «роднями».
Территории, принадлежавшие другим национальным образованиям до присоединения к России после Второй мировой войны (Восточная Пруссия, части Карелии, Курильские острова) с нескрываемым удовольствием выйдут из состава федерации. Этническая и религиозная напряженность в особо сложных регионах, таких как Кавказ, может привести к новым войнам. С распадом федерации социальное неравенство, характерное для России последних десятилетий, еще больше усилится. Провинции, производящие сырье, будут богаче, а другие регионы — беднее. Наслаждаясь свободой, их люди проявят новые творческие способности. Они начнут торговать тем, что могут создать только свободные общества. Они изобретут свои сравнительные преимущества, новые и уникальные.
История продолжится. Рано или поздно международное сообщество, не любящее потрясений, примет к сведению изменения и постарается избежать кровопролития. В этот момент состоится мирная конференция по образцу Парижской конференции 1918-1919 годов, организованной победителями в Первой мировой войне.